Об англичанах пока писать нечего, из пальца ничего не высосешь, и поэтому я начну писать о наших местных болгарах.

Мне говорят, что мы живем в депрессивном районе. Что это такое? Каковы четкие критерии? Если с ними можно где-то ознакомиться, то я был бы очень признателен.

Вкратце о нашем селе. Во-первых, в Болгарии, в отличие от России, все сельские населенные пункты называются селами. А в России – лишь те, в которых до прихода большевиков были церкви. Так что, по меркам России, мы живем в деревне. Вот в соседнем селе Изворово есть церковь, пусть и безобразного вида, но церковь. Значит Изворово – настоящее село. Поясню насчет безобразного вида. В нашем русском православном понимании сложился определенный образ церковного здания. А изворовская церковь никакому совершенно образу не соответствует: это просто прямоугольный барак с крестом, возвышающимся над торцом здания.

В русском интернете написано, что в 2010 году в нашем Кыпинове проживало 235 душ. Вопрос к знатокам и сочувствующим: сколько примерно детей дошкольного и школьного возраста может проживать в деревне? Если считать по официальной статистике, то детей в возрасте до 18 лет должно быть примерно 16 % от общего числа жителей. Значит, детей в Къпинове должно быть примерно 38. А чтобы эти дети могли учиться, должна быть школа. Но школа закрыта уже лет 20 тому назад, и ее продали в частные руки какой-то фирме. На самом деле, никаких 38 душ детей в Кыпинове нет, как нет и 235 жителей. Баба Пена и ее соседка баба Пенка говорят, что зимой на нашей улице (а это главная улица и на ней расположено более половины всех домов деревни) проживает не более 2-3 человек. Возможно они преуменьшают, но, с другой стороны, зачем? Кроме того, существует «татарская часть села» – бывший Айдын-бей, который же назывался потом Светлик, а сейчас входит в состав Кыпинова. Сколько там жителей, мы не знаем, но тоже немного. Еще есть несколько жителей на нижней улице, идущей параллельно нашей, главной. По моей неформальной оценке, у нас в селе сейчас, летом, народ живет примерно в 30-40 домах, не считая тех, кто приезжает в деревню в свои дома из райцентра и облцентра по выходным. Таким образом, численность жителей очень завышена, но деревня пока еще живет. Детей в деревне мало. В нашей части деревни дети живут, пожалуй, в 2-3 домах, а сколько их в татарской части, где, к тому же, живут и цыгане, я не знаю.

Кстати, чтоб не забыть, напишу уж здесь; пару дней назад, во время прогулки, мы решили зайти на местное кладбище, чтобы составить себе общее впечатление об этом месте. В отдалении кладбища, после того, как мы обошли могилы с крестами (небольшие кресты выгравированы на надгробных вертикальных камнях, что очень отличает болгарские могилы от русских), мы заметили надгробия с такими же камнями, но на них были выгравированы полумесяцы. На многих надгробиях было написано латинскими буквами RuhunaFatiha (переводится примерно как «молитва их душе). Это обстоятепльство повергло меня в некоторое недоумение, потому что Кыпиново – это не Турция, и почему было не написать ту же фразу кириллицей? А уж если такие все правоверные, то уж вообще нужно было изобразить арабскими буквами, но не латинскими. Латынь намекает на связь с Турцией - бывшей метрополией как Крыма, так и Болгарии. А нам это ни к чему. Я бы предпочел "русский крест над Балканами", образно говоря.

Напомню из истории Кыпинова, что после Крымской войны, в начале 1860-х годов, часть крымских татар переселилась в Добруджу. Вот могилы их потомков, с турецкими надписями, мы и видели. Могилы относятся к периоду 1970-1990-х годов.

Есть у нас в деревне кметство и кмет. Кметство – это нечто управы, совета, мэрии. Кмет в деревне – подобие русского старосты или председателя сельсовета.

Наша улица – асфальтирована, и по ней носятся, помимо легковых автомобилей, трактора и большегрузные тяжелые машины, про которые Атанас говорит, что именно от них идут трещины по старым домам, сложенным из земляных кирпичей. Очень даже правдоподобно. Когда дома строились, таких громадных фур весом в 30-40 тонн не было, поэтому я сейчас размышляю, каким образом мне осуществлять свои наполеоновские строительные планы, чтобы учесть этот разрушительный фактор. А ведь я хочу строить целый одноэтажный блок строений вдоль своей ограды, который будет включать гараж, мастерскую, склад, блок для хранения инвентаря и техники, кладовую для дров, баню (санузел), летнюю кухню со столовой…

Вдоль нашей улицы, с интервалами метров в 200, стоят довольно вместительные мусорные контейнеры на колесах. Их регулярно меняют. Перебоев с водой и светом у нас в деревне не было. Впрочем, отключился как-то свет после громадной грозы и ливня, но часа через полтора его уже включили. Как объяснил Атанас, если отключается свет, то наш кмет звонит в райцентр, и электрик приезжает и включает рубильник на нашей подстанции.

Еще у нас в деревне есть две МТС (машинно-тракторные станции) и молочная ферма, где мы покупаем молоко, предварительно его заказав. Такого молока в городе не бывает никогда. Нам продают неснятое теплое молоко, сразу после дойки. Часть молока мы кипятим, чтобы есть с гречневой кашей, а из другой части делаем простоквашу. Яйца мы покупаем у Атанаса по той цене, по какой он их сдает в минимаркет в райцентре.

Все поля вокруг деревни в радиусе зримого охвата находятся просто в идеальном состоянии: пшеница, подсолнух, кукуруза – добруджанская триада. Нивы ломятся. Комбайны работают и после заката солнца с включенными фарами, фуры снуют с зерном.

Поэтому мне непонятно, что такое «депрессивный район».