Главы из книги.

Добрые люди.

Глава 9. Прощание с деревней.

Перемены в моей детской жизни случились когда пошёл мне восьмой год от роду и оказалось, что всё что я знал и умел до этого, это мало и надо учится в школе. Зачем учиться я понимал не совсем, так как казалось знаний и умений у меня и так достаточно, читать-писать умею, считаю до ста хорошо. Но раз надо, значит надо, до поры сильно меня это не озадачивало.

У взрослых-же, в первую очередь мамки с папкой, проблем конечно было куда больше. Первая и главная из них, где меня вообще учить. Школы в ближайшей округе уже не было, возить меня одного за двенадцать километров смысла не имело. Решение было принято совершенно без моего участия, единственно на тот момент верное и правильное. Меня надо отправить в Ленинград, к бабушке Кире.

Ленинградскую бабушку я знал, вернее видел, она как-то приезжала к нам в гости, прошлым летом. Родственницу я в ней тогда не признал, хотя она и привезла много всяких вкусностей и одежды, признания моего не заслужила. Странная какая-то была бабушка, совсем не похожа на всех наших деревенских. И одета была не так, и разговаривала не так, а главное совсем ничего не умела делать. Не знала как сгребать сено, как достать воду из колодца с журавлём, как истопить баню. И что совсем уж было смешно, она боялась коров, да и овец с козами тоже. Когда по деревне гнали стадо всегда пряталась в дом. В общем в моём понимании человеком бабушка Кира была совершенно никчёмным и ни к чему не приспособленным.

Но случилось всё вообще по другому, или немного по другому, как бы то не было такого разворота событий не предполагалось и не просчитывалось.

Началось всё с того, что однажды в нашем доме появились совершенно мне не знакомые люди. Вернее о их существовании я знал, мне рассказывали, что у меня есть ещё одна мать и старший брат. Я даже их представлял, мать такая-же как мамка, маленькая и всё время что-то делающая, а брат, раз старший, большой и сильный. То, что оказалось на самом деле повергло меня в уныние и расстройство. Та, которая мать, оказалась худой, высокой тёткой. А главное она курила, что бы тётки курили, такого я представить себе не мог, и подходить к ней близко категорически отказался.

Брат разочаровал ещё больше, мало того, что он был такой-же как я на вид, так ещё и конопатый. Щёки у него были толстые, веснушки по всему лицу, а одет в какой-то непонятный серый пиджачок и такие-же серые короткие штаны, чистенький и важный. Несмотря на толстые щёки, выглядел худеньким и как будто даже меньше меня ростом, но смотрел с превосходством и задиристо. Первым моим родственным желанием к новоявленному брату было: " Надо извалять в грязи на дороге." Но пока я это отложил, посмотрим, что за брат.

Ещё с ними приехал дядька, в костюме и очках, со странным именем - Олег, в деревне имени такого не было. Запомнил я его плохо, со мной дядька не разговаривал, да и вообще разговаривал мало и был каким-то не заметным.

Мамка с папкой о чём-то громко разговаривали и даже ругались с матерью, наверное по этому они с Олегом долго не погостили, а через несколько дней собрались и уехали. В отличии от других гостей, которые у нас бывали, провожать их никто не поехал, не было как обычно сборов-проводов, лошадь, что-бы увезти на полустанок никто не запрягал, они просто ушли. А мы остались.

Брат Женька, оказался не таким уж и плохим, как показался сначала. Он много знал, закончил уже первый класс, рассказывал интересные истории про то, где они жили раньше. А жили они в Карелии, там было много озёр и ламбушек, это тоже озеро, говорил Женька, только старое. Там в Карелии он всегда ловил рыбу на удочку и кормил семью, потому-что Олег с матерью никак не могли найти хорошую работу, а если и зарабатывали денег, то покупали водку. Но вообще, Женька их хвалил, особенно Олега, говорил, что он добрый и тайком от матери покупал Женьке конфет, делал с ним уроки, а зимой, когда было холодно, приносил дрова.

Многое, из того о чём рассказывал брат, мне было не понятно. Например зачем где-то надо добывать дрова, если они всегда есть, а если уж и нет, надо идти в лес и нарубить. Так-же мне было не понятно, как могут дома быть такими большими, что в них можно поселить всю нашу деревню. Тогда он мне такие дома рисовал, и получалось, что они стоят один на одном, называется это этажами и квартирами. Но вот где в таких домах держать скотину, особенно коров, мне было не понятно всё равно. Женька на до мной смеялся, что мне конечно не нравилось. Ещё не нравилось, что он наотрез отказывался что-то делать, например убирать сено, загонять во двор скотину, когда дома ещё никого нет, а стадо уже пригнали. И ещё хуже, что оправдывался он тем, что человеком является городским, а не каким-то колхозником, как я. Получалось, что он меня важнее и извалять его в грязи на дороге желание всё-таки иногда у меня появлялось.

***

Лето тем временем подошло к концу, настала грибная пора и мы с братом каждый день ходили в лес. Грибником, как и рыбаком, Женька оказался хорошим, в грибах разбирался, лес любил. Вот только к месту и не к месту хвастался своей Карелией, что и грибов там больше, леса лучше и красивее, чем у нас, да и сами грибы лучше. С его слов выходило, что там он собирал одни белые, ну на крайний случай маслята, которых в наших лесах не водилось совсем. Мне было обидно такое слушать, так-как лучших мест и тем более лесов я себе не представлял. Но я уже свыкся, что это мой брат, а значит ссорится и драться с ним мне не следует. Мамка с папкой постоянно об этом говорили, учили всегда держаться друг за друга, так как надеяться нам почему-то больше не на кого и надо быть дружными.

Потом приехала наша ленинградская бабушка Кира. Выглядела на этот раз она расстроенной и как я понял брать двоих внуков не собиралась. Говорила, что ей это будет непосильно, пенсия у неё не большая, да и квартира тоже. Что на двоих детей много расходов, нужно покупать всю одежду, да и прокормиться будет трудно. Мамка с папкой обещали помогать, забирать нас на все каникулы и давать денег сколько могут.

Разговоров на эту тему у взрослых было много, и мы волей-не волей кое-что слушали. Часто приходили родственники и просто соседи, все ахали и охали и почему-то нас жалели. Иногда разговор заканчивался тем, что мамка начинала плакать, бабушка Кира тоже, а папка уходил хлопнув дверью. Потом всё повторялось по новой, говорили, что Люська, наша мать, непутёвая, такой-же непутёвый бабушкин сын, что такая всем досталась доля, и разлучать нас с Женькой нельзя, да и девать некуда. Отправить в Ленинград в итоге, было решено нас обоих, проводы назначили через неделю, что бы в городе успеть устроить нас в школу и купить всё необходимое. Папка поедет с нами, поможет отвезти вещи и продукты.

Поезд на Ленинград отправлялся ночью, до станции было не далеко, но выехать надо засветло, дорога лесом и проехать по ней в темноте трудно. До станции нас отвезёт дедушка Михайло и мамка, посадят на поезд и вернутся.

Лошадь запрягли рано, привязали, положив травы, во дворе. На телегу наложили сена, покрыли одеялом. Мы с Женькой суетились, нам было весело и интересно, складывали на телегу вещи, которых собралось много. Перед нашим отъездом папка зарезал барана и насолил кадушку мяса, которую увязали и приготовили к отправке. Погрузили большой узел картошки и такой-же всяких других овощей. Корзинка яиц была приготовлена и стояла на крыльце, её надо взять на руки, что-бы не побить. Вторя корзинка, с банками варенья, мёда, пересыпанных сушёными яблоками поставлена в середину телеги. Эмалированное ведро творога дедушка Михайло пристроил спереди, к нему привязал второе ведро, с солёными грибами. Ещё была кожаная сумка с ощипанными курицами, узел с луком и чесноком, сушёные грибы и ягоды, корзина с едой. Наконец всё уложено и увязано, мы готовы в путь.

Проводить нас собралась вся деревня, некоторые несли баночки, кто мёд, кто варенье, кто мешочек с сушёными травами. Всё распихивалось по уже увязанным узлам-корзинам. Нас усадили на телегу, дедушка взял вожжи, как вдруг, папкина сестра тётка Вера запричитала и заплакала. За ней заплакали другие. Тут моё хорошее, хотя и волнительное настроение, в миг исчезло и я громко завыл. Мне вдруг показалось, что происходит что-то страшное, что я уезжаю навсегда и больше никого никогда не увижу, что моя деревня, в которой прошла вся жизнь исчезнет и её больше не будет. Я рванул с телеги, но меня схватили, усадили на место, мамка крепко прижала меня к себе и тоже плача крикнула на дедушку:

- Ну трогай папка, трогай уже.

Мы отправились в новую, совершенно неизвестную жизнь.